
Прабабушка тоже эту историю рассказывала, что и предыдущую про коней и прапрадеда.
Война, весна 1942 год. Осталась моя прабабушка с ребенком и свекровью, прадед воевал, свёкор прабабушки тоже. Голод. Собралась прабабушкина свекровь из деревни в город пешком 100 км что-то из вещей на еду обменять. Идёт по дороге, дорога большая, широкая по краям дороги поля, ни леса, ни перелеска ничего, трава только пробивается в поле. Идёт себе свекровь и видит, что навстречу ей кто-то приближается. Обзор хороший, дорога прямая. Испугалась свекровь, мало ли кто, время военное, голодное, а спрятаться некуда, ни лесочка, ни поля не засеяны, да и сеять некому.

Эту историю мне рассказала моя прабабушка.
Дело было ещё до революции. Мой прапрадед держал лошадей для работы в поле и каждый вечер после работы в полях всегда вёл на речку лошадей поить и самому искупаться.
И вот однажды в один вечер, когда солнце начало садиться, наступали сумерки, прапрадед как обычно отправился на речку. По мере приближения к реке, лошади начали вести себя беспокойно: отказывались идти, начинали громко ржать, трястись, вставать на дыбы, вырываться. Прапрадед с трудом пригнал их к реке и не понимал, что с лошадьми происходит.

Страшное это дело — война. В феврале-марте 2022 у нас в паре километров от города «окопались» целые роты русских солдат, стреляли по городу и танками, и крупнокалиберной, и бомбы сбрасывали каждую ночь дважды. И так страшно было нам, потому что мы живем на окраине, и потому при всех обстрелах нашему микрорайону доставалось (как и остальным окраинам со всех сторон, ибо мы были в полной оккупации, только центр более-менее был вне досягаемости обстрелов российских наземных войск).
И вот в один день прибежал с утра мой отец (прибежал потому, что мобильная связь уже почти не работала, а если работала — в городе не было электрики) и сказал, что ночью на наш университет скинули бомбу и в окрестных домах вылетели все окна, квартире отца тоже. Он пришел к нам просить моего мужа помочь ему забить их хотя бы фанерой.

История о наказании за обиду — это мой случай.
Сначала о себе. В детстве меня обижали, в школе и особенно в лагерях. Я не могла себя заставить дать сдачи, физически или словесно. Порой даже фигурально, «подставляла вторую щёку». Причём, верующей никогда не была, жила больше логикой, разумом, хотя в семье все православные. Просто я всегда ощущала чужую боль, физическую и душевную или попадание в неловкое положение, как свою. Даже когда смотрю кино.
Сейчас боязнь причинить кому-либо дискомфорт закрепилась в подсознании — порой осознаю, что оберегаю ближнего вопреки своим интересам и чувствам.

У моего друга бабушка умела гадать. У нее все сбывалось. Но она обязательно предупреждала просителя о последствиях. Дело в том, что если нагадает «хорошее», оно сбудется, конечно, но не в полной мере, как если бы не гадали. Наоборот, если нагадает «неприятность», то она, тоже конечно, произойдет, да только будут гораздо более плохие последствия, как если бы не гадали. Лично в этом убедился два раза. Больше не гадаю.
А объясняла она это так: для каждого человека, высшие силы наметили какую-то судьбу, участь, событие. Если человек прознал про их планы, следовательно, имеет преимущество, и может повлиять самостоятельно на свою судьбу (это как заранее узнать номер экзаменационного билета). Это же против правил! В планы высших сил эти самостоятельные действия «всезнайки», естественно, не входят. Таким образом они (высшие силы) уравнивают шансы человека на успех.

Я смерть не видел, как автор этой истории, но в день, когда умер дедушка, пришёл домой и, заходя в кухню, почувствовал, что случилось что-то непоправимое. Дедушка в это время лежал в больнице с очередным инфарктом. Ещё обратил внимание на часы – 17:30. Потом приехала мама и сказала: да, ровно в пять тридцать вечера дедушки не стало.
И еще одна история о предчувствии смерти. В детстве у меня был кот — полосатый, важный, как настоящий хозяин дома. Он всегда встречал меня у двери, когда я возвращался из школы, терся о ноги, требовательно мяукал, словно спрашивал, где я пропадал.
Однажды, возвращаясь домой, я вдруг почувствовал тревогу. Казалось, воздух в подъезде стал тяжелее, а в груди сжалось от какого-то предчувствия. Когда я открыл дверь, меня не встретили. Кота не было. Тишина в квартире показалась слишком громкой.

Общаюсь с пожилыми людьми, и нет-нет, да рассказывают они, что видели Смерть. В виде скелета, когда в балахоне и при косе, а когда и без. Она никогда не представляется, но видящий знает, кто это. И видят её, идущей куда-то к живущим по соседству.
Я слушала их рассказы с недоверием, думая, старики любят приукрашивать, а память играет с ними такие шутки. Но потом увидела её сама.
Было это поздней осенью. Ветер носил по земле облетевшие листья, небо висело серой тяжёлой пеленой, будто дождь вот-вот должен был начаться, но так и не начинался. Я возвращалась домой по пустынной улице, когда заметила чью-то тень. Высокая, худощавая фигура шагала впереди, направляясь к крайнему дому.

Я очень боюсь подумать что-то плохое в сторону другого человека, знаю, что все сбудется. Я искренне не хочу кому-то мстить, это получается само и это не совпадение.
Я знаю, что за мной стоят они, мои невидимые помощники. Это моя сила и защита. Я знаю, что они из темных, достались эти помощники от бабки-ведьмы, которая уже покоится с миром на погосте, а это «добро» оставила мне. Никому нельзя меня обидеть, они мстят быстро и болезненно за меня. Так же мое слово тоже имеет место быть. Сказать что-то оскорбительное я не могу, потому что знаю — так оно и будет. Как с этим быть, я не знаю. Приведу несколько примеров.
Пример первый
Так получилось, что на работе заболели многие коллеги из моего отдела. И мне пришлось заменять их. Работы много, бегаю от стола к столу. А заместитель директора, женщина такая ехидная, помню, зашла в кабинет и заставила идти еще и в приемную работать, так как секретарь тоже заболела. Я говорю ей, причем я тут до секретаря, предприятие большое, посадите в приемную кого другого. Ну, она и давай меня оскорблять, показывая всем видом, что я будто не человек, а всего лишь рабочая лошадь и должна слушаться во всем. Так обидно было.