Я вышла замуж и уехала с мужем к нему на родину, очень далеко от родителей – около тысячи километров.
Мама была сильно расстроена, я единственная дочь и так далеко от них буду, а перед отъездом сказала: «это если я умру, ты и на похороны не успеешь». Мне тоже было тяжело расставаться, особенно после этих слов, но пришлось, муж хотел вернуться домой.
Раз в год я навещала родителей, а в то лето у нас родился сын и поехать я никак не могла, позвонила родителям, пообещала приехать на следующий год и показать им внука.
Семья подарила себе на розовую свадьбу загородный дом в с. Вороново. Это холмистое местечко, окружённое смешанным лесом. Павел Сергеевич со своей женой, Надеждой Семёновной, давно приметили его. Они выросли в таком же селе и, с возрастом, их всё больше тянуло к прежней жизни. На воле, подальше от городской суеты.
Покончив с перевозкой вещей, они поселились в небольшом краснокирпичном доме, окружённом зелёной сеткой. Жильё было относительно новым, не требующим срочного ремонта. Посоветовавшись, супруги решили отложить его до следующего лета. За год они как раз подкопят денег и, не придётся лезть в долги.
Первый день на новом месте Надежда Семёновна посвятила генеральной уборке. Павел Сергеевич, тем временем, разбирал гору брёвен, которую утром выгрузил “самосвал“, и топил баню. Маленькие близнецы часто отвлекали Надежду от дел. Вечер подкрался незаметно. Дом наполнился чистотой и уютом, поленница была сложена. Хорошенько прогревшись в бане, семья собралась поужинать на веранде. К ним присоединились соседи, живущие через дорогу. Такая же супружеская пара. Мужчина представился Борисом Степановичем, а женщина Галиной Петровной. С ними пришла единственная дочь, Виктория, десяти лет.
До этого момента меня часто посещали видения того, что должно было случиться. Правда, только «показывалось» плохое.
Это случилось в 2009 году, когда я только хотела купить мотоцикл, собирала на него деньги, и на все проезжающие мотики смотрела широко раскрытыми глазами и провожала их взглядом.
Ехала я в тот день с работы на автобусе, сидела у окна спиной по направлению движения. До конечной оставалось несколько остановок. Ехали мы очень медленно, видимо впереди что-то случилось, была пробка, мне особо спешить было некуда, я спокойно сидела, смотрела в окно и думала о чем-то своем.
Как-то проходила я мимо одной церкви в центре города и вижу, паркуется большая машина на стоянке, из машины выходит вполне довольная жизнью дама лет 45, муж ее тоже вышел, бодренький такой, открыл заднюю дверь, а оттуда горохом высыпали дети – трое по двое двойняшек, всего – шестеро, с разницей примерно в два-три года каждые.
Первым двойняшкам лет по 12, вторым – лет по 8, третьим – примерно по 6. Ну, мне так показалось. Дети – красавчики, все как один – вылитые мама-папа, и такие же жизнерадостные. Я от такого зрелища даже остановилась, потому что бывает со мной так, что я ничего не могу поделать с собственной бестактностью, а дама посмотрела на меня и чуть улыбнулась (с моей физиономии, видимо).
Очень позитивная семья. Я не удержалась от любопытства и зашла за ними в церковь: вопросы у меня громоздились один за другим. А зачем им так много детей? А это точно ее дети? А может, она ЭКО сделала целых три раза? Любопытство мое пересилило скромность, и все эти вопросы я высказала даме в лоб.
Я помню один случай, который мне рассказывала молодая женщина, мы с ней лежали в больнице, давно, в 1991 году. Её в студенчестве в каком-то южном городе заворожила цыганка и выманила все деньги.
После этого девчонка пошла в милицию и — о чудо — деньги ей вернули, всё до копеечки. Время было советское, милицию и цыгане, видно, уважали. Девчонка вместе с милицией была в их таборе, и они отдали деньги. Только после этого одна цыганка (не помню только, та или не та, что украла), подошла девчонке и, глядя ненавидящими глазами, что-то сказала на своём языке и шлёпнула её по животу.
Прочитала историю про цыганский гипноз, хотела спросить, может кто знает, у меня ситуация наоборот. От меня цыгане просто шарахаются.
Было одно время много у нас их в конце девяностых, я еще была совсем небольшой. Путь со школы пролегал через рынок, а их там — пруд пруди ошивалось, ко всем цеплялись, обычно. Ко мне тоже с заходом, то про дорогу спросить, то ещё что-то, но только до того момента, как ловили мой взгляд.
Только в глаза заглянут и — шарахаются, как от прокаженной, прямо перекашивает их почему-то. И вот недавно был такой случай: стою на перекрестке, подошла женщина (по лицу видно, что цыганка), одета обычно, стала что-то выспрашивать, как куда-то пройти. Ровно до того момента, как к ней я повернулась, и заглянула ей в глаза.
Это было в августе 2004 года. Мы поехали в южный Казахстан, в село. Были там в гостях. Ночью мы спали вчетвером в одной комнате, я, мама, папа и брат.
Однажды ночью мама проснулась от услышанного в комнате хрюканья, будто бы свинья находилась в комнате, уже хотела включить свет, как вдруг папа схватил её за руку и сказал «тихо». Хрюканье перешло в человеческую речь, то ли арабский язык, то ли персидский язык, точно неизвестно, но какой то восточный язык. На следующую ночь опять началось хрюканье, и опять восточная речь, но на этот раз не из тёмного угла комнаты, а из моих уст, я будто то бы во сне разговаривал на древнем восточном языке. Не знаю, что это могло быть, но мама сильно испугалась за меня.
Прочитав историю о расплате за обиду, вспомнила случай, когда я после распределения приехала работать в общепит в городок у Азовского моря — Геническ. Меня определили жить в общежитие рыбзавода, небольшое для работниц из ближайших сел.
Была у нас там женщина, царствие ей небесное, не бедствовала, была не замужем, но вот страдала клептоманией. Прибирала к рукам все — белье с веревки во дворе, забытую на кухне ложку, чашку…
Знала, где мы прячем ключ от комнаты, брала продукты из холодильника. Естественно в сердцах каждый говорил: «чтоб ты подавилась».
