Страшные истории про кладбище и покойников: страница 21

Я был юным помощником прокурора, и вот однажды на исходе дождливого лета и в середине сентября мне дали задание посетить 90-летнюю старушку и узнать обстоятельства её жалобы на родственников, которые перестали за ней ухаживать и заботиться. А у старушки сохранился вполне добротный дом на участке в 15 соток. Она пела в церковном хоре всю свою жизнь.

Я полагал, что мой визит не станет обременительным для меня и, выбрав время, добрался по адресу жалобы. Встретила меня молодая женщина — внучка. Проводила в чистенькую, светлую кухню, где на столе, покрытом цветастой, очень нарядной клеёнкой, стояла круглая миска с крепкой жёлтой антоновкой. Пахло яблоками и какой-то необыкновенной свежестью. Я опросил доброжелательную внучку, которая рассказала о своей бабушке и соседе, он как раз и написал жалобу от имени её бабушки. Закончив записывать объяснение, я попросил встречи с бабулей, и внучка проводила меня к двери.

Когда я была маленькой, прабабушка в деревне рассказывала об огненных шарах и змеях. Например, как у одной женщины мужа отдали в солдаты. Она сильно тосковала по нему. Однажды ночью он явился к ней. Жена очень обрадовалась, накрыла стол, выставила водку и закуску. Когда муж крепко выпил и поужинал, она стала расспрашивать его, как и откуда он пришёл. Муж ответил, что он бежал со службы и не велел никому сказывать, что приходил этой ночью к ней.

К утру, когда муж уже ушёл, солдатка с удивлением увидела, что всё, чем она его угощала, осталось нетронутым, хотя она своими глазами видела, как он ел и пил. Посещения эти продолжались примерно неделю. Наконец женщина стала сомневаться, что её посещает именно муж, а не кто-либо другой. Она посоветовалась с некой набожной старушкой. Та дала ей «частицы святых мощей» и велела окропить дом святой водой.

На следующую ночь женщина слышит стук и знакомый голос за окном:

— Пусти, это я пришёл!

Когда я был еще мальчишкой, бабушка часто брала меня с собой на кладбище, в тот день, когда принято проведывать родственников. Мне это нравилось, потому как детям там всегда давали конфеты, печенье и разные вкусности.

Пока дед и бабушка сидели с родственниками возле могил, я ходил по деревенскому кладбищу, разглядывая памятники и кресты, а так как мне уже было лет 8-9, я умел читать. Вот и смотрел на даты, кто и когда из похороненных людей родился и когда умер.

На многих могилах лежали конфеты, родственники положили для поминовения. Кулек с конфетами, которыми меня угощали, был у бабушки, но я насобирал на могилах еще конфет, крашеных яиц и пришел к ним с полными карманами.

Меня сейчас поражает то, что никто из взрослых не запрещал детям так делать — брать еду с могилы. Даже наоборот, поощряли. Бабушка говорила: «иди, забери конфеты на могиле, ведь их для этого туда кладут». Но не только конфеты я взял с могилы.

Мы опять переехали, до сих пор мотаемся по съёмному жилью. Накопить на своё всё никак не получается. Муж и я выросли в своих домах, и именно поэтому мы не приемлем квартиру, поэтому в очередной раз нашли симпатичный частный дом.

Наверно, у каждого дома, особенно старого, есть своя жизнь и история, окутанная тайной и неведением. В общем, всё начиналось как всегда — приятные хлопоты, переезд на новое место, обустройство семейного гнёздышка и всё в этом роде. Заехали мы туда поздней серой осенью 2016 года и сразу почувствовали, что у дома как будто есть свои глаза, свои странные звуки. По ночам первое время особо ничего не происходило, но где-то через месяц стали с мужем замечать некоторые странности.

Прочитав историю о предупреждении покойной мамы, я сочувствую автору, ведь я тоже потеряла маму внезапно, она умерла в больнице, после операции.

Прошло уже восемь лет, а для меня все как вчера было, без слез не могу вспоминать. Но мне, можно сказать, повезло, каждое утро я просыпалась с чувством ее физического присутствия, будто она только что вышла из комнаты. Не знаю, что это было, но у нас с отцом в ушах постоянно слышалась музыка, духовые трубы, неземная какая-то мелодия. В доме стоял запах сирени, хотя сирень у нас не росла.

А сниться она начала только перед сороковинами, я этот сон как сейчас помню. Будто она пришла домой в сопровождении мужчины и подростка в одинаковых костюмах серого цвета, фигуры у обоих были вытянуты вверх. Мама попросила меня ее проводить и стала собирать свои вещи, а эти мужчины (старший сидел на стуле, а младший стоял рядом, положив руку ему на плечо) давали ей какие-то советы. Мама брала в пакеты все свои вещи, и я спросила у нее, как она это унесет, она же умерла, может, лучше принести все это ей на могилку. Она не ответила, потом она сказала, что ей стало плохо, мужчины встали, накинули ей на плечи какой-то плед, и все исчезло.

На данном прекрасном сайте прочитал очень интересную историю, где есть такой момент: «Когда в могилу опускали гроб, он сорвался одним краем и чуть не упал».

— Заберет кого-то, – прошептали в толпе».

А я знаю историю, где мужик прямо на похоронах шлепнулся в могилу и что из этого получилось. Ее мне в конце девяностых рассказал коллега по работе, большой балагур и выдумщик, но, как мне кажется, данная история правдива процентов на 75 точно.

С Вашего позволения начну. Как к этому парню приклеилось прозвище «Барон», уже не помнил никто, но весь двор так его звал. Он меньше всего был похож на барона, маленький, щупленький, любитель выпить, а потому с лицом сероватого оттенка. Одно у него было от барона — острое нежелание работать, от слова совсем. Его любимые поговорки были: «От работы кони дохнут» и «Пусть Ленин работает, он бессмертный». Но во времена СССР была статья «тунеядство», и наш Барон, чтобы не сесть, вынужден был коротать трудовой день во всевозможных шарашках (по принципу: «где бы ни работать, лишь бы не работать»). Но СССР канул в лету, а вместе с ним и данная статья, и Барону делать вид, что он работает, стало не нужно. У Барона не было ни жены, ни детей, и он крепко сидел на шее у старенькой мамы, а так как это был ее единственный и любимый ребенок, она с таким положением вещей мирилась. Но у мамы была маленькая пенсия, и она могла предложить Барону максимум тарелку супа, не более, но он еще хотел выпивать, причем каждый день.

Бабушка моя занималась магией. Помогала многим, лечила. Это не могло не сказаться на её здоровье. Болела она. Растратила себя на других. Стала она угасать. Мы, её родные, отказывались верить, что однажды бабушки Нины не станет. Лекарства покупали, ухаживали, поддерживали морально. Я искренне верила, что она поправится и всё будет хорошо.

Но вот однажды вечером мы всей семьёй, не сговариваясь, пришли и сели у кровати бабушки. Всем одновременно захотелось поговорить с ней. А кот наш, обычно сидевший на её кровати, спрятался куда-то и не выходил.
Бабушка уже совсем плохо себя чувствовала. Она с трудом дышала.

Внезапно она спросила меня:
— Да когда же это всё кончится?!
Я, желая поддержать её, уверенно сказала:
— Скоро.
Она удивлённо посмотрела на меня. Я, испугавшись, сказала ей:
— Ты выздоровеешь! Очень скоро!
В глазах бабушки заблестели слёзы, и она повторила шёпотом:
— Скоро…

Я, видя, что сказала что-то не то, взяла бабушку за руку. Ладонь в ладонь. Мне так хотелось, чтобы ей стало легче! Руки её, до того тёплые, вдруг стали ледяными. А в моих, обычно всегда холодных руках, появилось тепло. Бабушка облегчённо вздохнула и попросила поесть. Ей стало лучше.

Родилась я в небольшом поселке, а родительский дом стоял прямо напротив кладбища. Одна его половина была, так сказать, «заселена», а на второй, свободной, мы спокойно гуляли, несколько человек из поселка даже сено там косили.

Те, кто жил на нашей улице и на улице с противоположной стороны кладбища, уже воспринимали его как обычную территорию. Мы могли даже ночью идти через него, чтобы сократить путь, и ничего страшного в этом не видели. Мои подруги, те, что жили на другом краю села, всегда удивлялись, как я не боюсь там жить, на что моя бабушка всегда отвечала: «живых нужно бояться, а не мертвых». Часто я, чтобы попугать подруг, придумывала разные страшилки про покойников, особенно когда похороны были в тот день, но мама, однажды услышав, запретила мне так делать, сказала, что нельзя тревожить души умерших глупыми разговорами.